|
|
 |  |  |
 | Главная » 2011 » Февраль » 25 » Семь печатей.
|
Все корни всех деревьев можно было есть, при долгой варке они уподоблялись желе.Это скорее даже маленькая повесть, а не рассказ.
Достаточно мрачный текст.
Семь печатей
"И видел я в деснице у Сидящего на престоле книгу, написанную внутри и отвне, запечатанную семью печатями".
Апокалипсис.
Откровения Иоанна Богослова.*
Печать 1. Пыль.
Кваки сидел на болоте и сосал корягу, все равно найти из еды чего получше ему сегодня вряд ли удастся. Сегодня был очень продуктивным. Кваки сделал четырнадцать кругов вокруг Города и на последнем кругу ему повезло. Лазейки открываются всегда в разных местах, когда Город дышит, то можно проскочить, спереть чего по-быстрому и убежать. Обязательно надо по-быстрому иначе исчезнешь насовсем. А сегодня было удачным потому как Кваки не только попал в Город и даже выбрался оттуда, но и, самое главное, уволок оттуда кое-что. Жаль только, что не съедобное, но Кваки был оптимистом.
Большая, железная штука была совершенно не вкусной, Кваки ее лизал и грыз, но не чего не вышло. Это было странно, потому что обычно если долго сосать железку, она становится съедобной, но данный случай был исключением. Кваки взял подмышку железяку и побежал, но быстро устав бежать на двух ногах, перекинул ношу в зубы и продолжил путь на четвереньках.
Уху пили болотную воду и присасывались к коре деревьев, но кора легко растворялась, потому-то железо особенно ценилось. Раньше предки уху приноровились присасываться к Городу, но потом они стали мереть, пошел слух, что Город отравил свое железо. И правда, как только его сосать перестали, мор прекратился. Город почти боготворили. Во-первых, он давал воду. Синюю, зеленую иногда фиолетовую, как-то была красная с пузырьками. Во-вторых, только из Города такие лихачи как Кваки могли притащить железо. В-третьих, Город был большой и страшный.
Так вот сидел Кваки на болоте. И не потому что день прошел плохо - сегодня было удачным, а сидел он там потому что его отругали и выгнали. Да-да выгнали, предварительно сильно отругав, за ненужный хлам, который ни съесть, ни приспособить. Вот и сидел он хлюпая носом от обиды.
Стало темнеть, и Кваки решил заночевать у болота, оно ярко светилось, а когда ты с ним рядом долго находишься, то тоже светиться начинаешь. А как идти через темный лес, если ты светишься? На болоте тоже не безопасно, как темно, так сюда мухи - комары, и прочая тварь слетается, но так тут-то все светится. Хотя жуки тоже были страшны, они падали за шиворот, залезали под одежду и начинали растворять. От них помогала болотная вода, но в ней жили хвати и цапы, и не стоило на них нарываться. Что жук растворит? Правильно кусочек кожи. А цапы с хватями? Да им и руки мало будет! С башкой проглотят!!
Кваки встал на открытое место и стал мысленно прощупывать свое тело, чтоб если кто присосался к нему, он сразу мог прихлопнуть, а может и сам потом это съест. Ночь все равно обещала быть бессонной.
Кваки был почти сыт и устал. Цапа выползла и напала на него, но он оказался ловчее и присосался к ней так, что отделил ее голову от туловища. И под утро он потащил остатки цапы к себе в нору.
Нора Кваки была хорошая, идеально гладкая и без отверстий, попасть в нее можно было лишь через узкий лаз сверху. Обычно уху не ловили животных, во-первых, это было слишком рискованно, а во-вторых, животные не были сытными, что-то очень вкусное, но на один зуб, не более не менее. Кваки сидя в норе оплел собой пойманную цапу и присосался. Цапа быстро кончилась и желудок снова был пуст. Это особенность местных зверушек. Как дожевал снова голодный. Вот Кваки и решил заснуть по-быстрому, пока совсем голодным не стал.
Снилась ему большая черная железка, она была как большая труба и уходила в небо. Кваки присосался к ней, и ему было так сытно!
Проснулся когда понял, что растворяет слюной свою же лапу, еле спасся. Конечно при желании лапу можно отрастить, но это долгий и мучительный процесс, во время которого ты практически полностью не дееспособен. Не многие могли его провести, большинство пытались, а потом бросали и ходили без рук или каких других конечностей, у Кваки таких проблем раньше не было и впредь он их не желал. Пара пальцев уже растворились, но это восстановить можно за сутки, главное хорошо поесть, чтоб голод не отвлекал. Процесс надо было начать как можно скорее, и Кваки обсосав по-быстрому три дерева уполз в свою нору на восстановку. Процесс восстановки был как оцепенение. Все видишь, чувствуешь, но не шевелишься. Если хоть мускул дернется, то плакали твои пальчики. Теперь им уже не помочь будет.
Кваки пролежал положенные сутки почти полностью когда полилась вода. Вода не как в озере, а другая - с неба. С неба всегда была злая вода. Она разжижала. Разбавляла и смачивала. Дождей уху боялись едва ли не больше, чем лесные звери. Уж они-то понимали, как плохо быть мокрым. Дождевая вода размачивала тело так, что оно натиралось и не могло быстро передвигаться, действовала как наркотик, и те кто пил ее уже не могли пить из озера и гибли во времена долгой засухи.
Кваки был выносливым, он не хотел лишаться пальцев и решил потерпеть. Ему оставалось чуточку продержаться, а дождь, как на зло, лил особенно сильно. Вода закрыла его на пару пальцев в высоту, когда Кваки окончательно восстановился. И тут произошло не предвиденное, как только Кваки вышел из оцепенения, он рефлекторно вздохнул. Откашлявшись он вздохнул воздух и почувствовал дождевую воду во рту.
Это было чудо. Столько вкусов. Эта вода была как жизнь. Как весь мир.
Кваки выполз, отряхнулся, чтобы тут же снова намокнуть. Он встал на четвереньки и стал жадно пить из ближайшей образовавшейся лужи.
Очнулся Кваки от толчка в грудь. Его разбудил один из уху.
- Вставай!
Кваки вскочил.
- Что?
- Что ты наделал?! - спросил ударивший.
- Что ты наделал?! - спросил уху стоявший справа от ударившего.
- Что ты наделал?! - спросил уху стоявший слева от ударившего.
- Что ты наделал?! - спросил уху стоявший справа от стоящего справа от ударившего.
- Что ты наделал?! - спросил уху стоявший слева от стоящего слева от ударившего.
- Что я на делал? - удивился Кваки.
- Ты выпил дождевой воды, - сказал ударивший.
- Ты выпил дождевой воды, - сказал уху стоявший справа от ударившего.
- Ты выпил дождевой воды, - сказал уху стоявший слева от ударившего.
- Ты выпил дождевой воды, - сказал уху стоявший справа от стоящего справа.
- Ты выпил дождевой воды, - сказал уху стоявший слева от стоящего слева от ударившего.
- Я выпил дождевой воды.... - пробормотал Кваки. Он с секунду по сомневался, но тут же вскочил и бросился прочь.
Он побежал к Городу. Он бегал кругами так быстро, как никогда. Кваки решил для себя, что если принесет железо. Очень вкусное железо, то все забудут это мелкое недрозумение и простят его. Надо добыть железо! Надо найти железо!! Надо во что бы то ни стало притащить всем железа!!!
Кваки попал в Город с третьего забега. До лаза во внутрь пришлось ползти почти три метра по отвесной стене, но проход не исчез. Внутри было пусто. Совсем. Не куча хлама, как обычно, где надо все искать. А совсем пусто.
В центре Города стояла большая черная башня. Кваки бросился к ней, у него на все про все всего пара минут, но Кваки был не из тех кто сдается легко, он ощупал всю гладкую черную поверхность, лизнул, лизнул еще раз - не съедобная, как та, другая, железка, пару раз обежал кругом и снова ощупал. И тут что-то сработало - открылась небольшая форточка в метре над землей. Кваки думал быстро, а чаще вообще не думал, он просто не заметил, как оказался внутри. И замер. В центре помещения висел шар, большой светящийся шар. Кваки было схватил, чтоб по-быстрому украсть и сбежать, но шар ярко вспыхнул и перенес Кваки прочь.
Печать 2. Червленый дворец.
Ха-ха-ха! - взахлеб смеялся Бум. Он добыл еще зажигательной смеси. И даже не ее составных частей, а сразу готовой смеси! Теперь и на его улице был праздник! Теперь-то он отомстит красным за все, за друзей, за мать, за отца, за все идеалы, которые эти скоты регулярно обращали в прах. Он еще раз обыскал паренька, хрипящего перерезанным горлом. Уже ничего, но проверить стоило. Бум еще раз, уже глубже резанул ножом, и парень наконец-то сдох. Теперь Бум мог честно считать себя героем: это был третий труп за день, да еще и смесь. Почти четыре - ноль в его пользу. Он контрольно пхнул парня, и у того отвалилась голова. Он явно был из "новеньких", хотя те обычно калечатся, но он сразу помер. Такое то же бывает. Бум усмехнулся.
"Новеньких" видно сразу - они чистые, а здесь давно никто не следит за внешним видом и безопасностью использования оружия - стреляет, взрывается - значит хорошее, а если при этом тебе отхватит пол туловища - так ведь сам виноват, не уследил. Вот они и калечатся как черт знает что.
Забавно, но сколько бы ни убивали черные красных, сколько бы ни убивали красные черных, всегда откуда-то появлялись"новенькие" бойцы. Многие из них сильные и ловкие, но практика выживания в полевых условиях, нулевая.
Бум помнил, как сам однажды очутился здесь. Просто открыл глаза и все тут. Можно было бы подумать, что у него амнезия, но его никто не знал, чтоб подтвердить или опровергнуть. Зато в голову Бума уже было вбито все необходимое, чтобы выжить. И эти знания он использовал пополной. Кто продержался первые три дня имеет шанс выжить.
Хотя в конечном счете здесь умирали все. Просто сильные дольше.
Воевали давно и самозабвенно.
Воевали за новый порядок и мир во всем мире.
Воевали чтоб враги сдохли.
Воевали чтоб свои спаслись.
Воевали за оружие.
Воевали за Черную Башню.
Да-да. За Высокую Черную Башню. Ходили слухи, что там лежит несметное сокровище - оружие, которое убьет врага. Любого врага. Красного врага.
Сколько Бум себя помнил - Башня была его цель. Он еще раз посмотрел на темный силуэт и показал ему кулак. Это было глупостью, как и любое нахождение на открытой местности. Поэтому, Бум быстро вернулся ближе к земле. Распрямлять спину было совсем не разумно.
Нора, землянка или, как ее назвать, дырка в земле, где жить не возможно, но можно, если жить хочется. Бум приволок все добытое и сложил рядом с другими военными богатствами. Сегодня ему даже удалось добыть еды. В смысле еда была, но иногда хотелось нормального чего-нибудь более съедобного. Все корни всех деревьев можно было есть, при долгой варке они уподоблялись желе. На таком желе можно было жить годами, но иногда удавалось чего-нибудь поймать. Чего-нибудь более живого, правда живности тоже становилось все меньше и меньше, иногда они так же как и "новички" просто появлялись словно из ниоткуда, но потом их быстро отлавливали. И ели. И они считались едой, а желе было пищей.
На этот раз живое было кое-чем по больше обычной крысы и даже не кошка, похоже это был пес. Бум слышал, что псы - это существа, которые больше кошек. Видимо, это был пес.
В жилище у Бума обитал еще один человек. Наф был маленьким мальчиком, он не четко говорил, знал мало слов и часто заикался. Его мать погибла, когда красные устроили очередной взрыв возмездия за погибших при пожаре, который устроили черные, в отместку за гибель своих товарищей под обвалом, который устроили красные, тоже в месть за что-то очень кровавое. Вот так и жили. Всегда. Просить своего товарища Бум не мог, потому и подобрал Нафа совсем малюткой. Молока не было и Бум выкармливал его кровью, пища была слишком плоха для него. Когда есть трупы то крыс много, правда их активно поедают, но они плодятся быстрее. Вот их кровью и кормил малыша, а потом постепенно стал переводить его на пищу. Наф был очень слабым. И постоянно всего боялся. И хотя Бум сделал все, что бы оберечь его от внешних реалий, хотя учил его всему, что знает сам, Наф слабо воспринимал информацию и всего боялся. Возможно, не провозись с ним Бум столько времени, он без раздумий свернул бы ребенку шею, но Бум потратил так много сил, что просто не мог сделать ничего подобного.
Он отдал подбежавшему Нафу "пса", а сам стал подсчитывать боеприпасы. Насколько он знал, на той стороне, у красных, осталось четверо. У него был только Наф. Но это ничего. Главное было убить всех до того как появятся "новички". У Бума был план. Наф выманивает, а он расстреляет.
У Бума свело судорогой ногу, но он не шевелился. Права на промах не было никогда, но сейчас, сейчас надо победить судьбу. Ту, которая так несправедливо обошлась с ним, которая лишила его стольких радостей, та которая руками красных сделала Нафа сиротой.
Сам план был рассчитан на то, что никто не знал, что Наф вообще существует. Ему надо было притвориться "новеньким" красным и проникнуть во внутрь их логова. А Бум будет следить.
Все шло удачно. Нафа подобрали. У красных было оба взрослых мужчины, слепая женщина и маленькая девочка. Наф с ней быстро подружился. Он удачно играл роль ничего не помнящего, и девочке доставляло удовольствие рассказывать обо всем. Выследив место обитания красных, Бум быстро избавился от одного мужчины, когда тот вышел на "охоту", перерезав горло. Второго он взорвал, на шум бросилась женщина и Бум легко распорол ей живот. Остались дети. Точнее та мелькая девчонка. В глубине души Бум надеялся, что Нафу хватит храбрости избавиться от нее, но он знал, что этого не будет.
Дети погибли быстро. Девочка, увидев приближавшегося Бума, схватила какой-то пакет, и тот взорвался, убив обоих детей. Бум еле увернулся от взрывной волны.
Это был конец. Не осталось ничего. Он был последним. Сколько было таких схваток! Миллионы. Но всегда кто-нибудь выживал, а сейчас - нет. Бум телом чувствовал, что он - последний. Он шатаясь поднялся и стал собирать остатки оружия. После всего он просто должен был узнать ЧТО в Черной башне. Пройдя все рубежи, он должен был увидеть, что внутри. Он забрасывал ее остатками взрывных и зажигательных смесей. Стрелял. В конец все израсходовав, решил выбить плечом, стена тут же поддалась. Она разбилась как стекло. Бум уже видел оружие, много оружия, но внутри оказалось пусто. Он зашел во внутрь и стал выкрикивать проклятья. Дырка в стене заделалась и он пропал.
Печать 3. Ястреб.
Киви была девушка разумная и дальновидная. А когда к острому уму прилагается безупречная фигура со смазливым личиком, то весь мир ложится к твоим стройным ножкам. Но Киви действительно была умной девушкой и не спешила забирать все подарки, они предполагали легкую обязанность своим благодетелям, а это немного смущало Киви. Она-то любила самостоятельность и чужую зависимость от себя. Ей нравилось когда ее сравнивали с сильными наркотиками.
Киви сидела в продурманенной комнате, она не любила непосредственное введение трав и синтетических соединений в себя, ей нравилось, когда наркотик был в воздухе. Это придавало шарма. Она лежала в ванной с какими-то странными добавками, которые очень любил слизывать с нее ее новый любовник. Старый уже сломался и ей пришлось потрудиться в поисках нового. Она до шеи провалилась в зеленую пенящуюся жидкость. Сегодня она должна быть прекрасной как никогда и если ее новый любовник подсядет на нее, то возможно он придержется в приделах их кольца дольше чем предыдущий, променявший ее на белый порашек.
Когда Киви выходила из дома шлейф ее ароматов легко перебивал гарь улиц, и хотя бояться здесь было некого, всегда был шанс что кто-то из элитных сорвется и уподобится выродкам. Раньше она всегда позволяла любовникам забирать ее из дома, но после того что натерпелась от последнего, она просто не могла позволить себе подобной неосторожности.
Но Киви всегда боялась улицы. Она перевела дух и твердым шагом пошла вперед.
Рыжий был прекрасным голубоглазым кислотником. Его сине-зеленые волосы мерно покачивались при ходьбе, иногда некоторые пряди выпадали из стоящей вверх прически, и он смущенно поправлял ее. Киви он безумно нравился, во-первых, это был первый мужчина, который не был старше ее раза в два минимум, а во-вторых, он не отводил ей роль цирковой обезьянки рядом. И он не хвастал перед ней количеством охмуренных баб. А что-то подсказывало Киви, что их много.
Догнаться водкой с пивом, было так мило. Киви казалось, что это как в детстве, трогательно и умильно, когда мать разбавляла спирт водой и говорила, что когда ее дочь подрастет, то сможет пить не разбавленный.
Пьяненькие и счастливые они обнявшись вывалились из ресторана.
- Знаешь, я слышал, раньше в ресторанах ели, - сказал Рыжий.
- Ну так мы и ели, - промурлыкала Киви.
- Не мы жевали. Потому что траву - жуют, а еду едят. Так вот, раньше в ресторанах ели.
Но Киви было все равно, она чувствовала такую легкость рядом с ним, такую радость, что что бы он ни сказал, она бы услышала только музыку его голоса.
Умница-разумница Киви влюбилась. Перед глазами был туман. И очень внимательная девушка проворонила тот момент, когда возлюбленный стал просить не отвергать подарки других воздыхателей, а наоборот брать их все и требовать еще. Новый любовник был не просто не ревнив, он сам буквально бросал ее в руки новых ухажеров, только бы они при траве. Конечно, все это было не сразу, а постепенно, но в какой-то момент все зашло слишком далеко, один из ухажеров стал преследовать Киви, а Рыжий даже не стал заступаться.
Все кончилось серьезным разговором, который закончился удивительным признанием:
- Ты глупая! Только представь, ты - красавица, я ну так просто бесподобен, они все должны нам, должны лишь за то, что мы разбавляем их убогое общество своими лицами.
- Я так отказываюсь поступать, верни ему все, что он мне подарил.
- Зачем?
- Он подсел окончательно. Видеть его больше не хочу.
- Захочешь.
- Если ты ничего не сделаешь, то мы расстанемся! - Киви сама не поверила своим словам и лишь надеялась, что он дорожит ей так же, как и она им, но ошиблась.
- Нет, не расстанемся. Ты не сможешь уйти. Эта трава для ванны, которую я тебе дарил, вызывает привыкание, ты уже месяц на ней сидишь, и, если не ошибаюсь, у тебя осталось лишь на раз? А потом ты ко мне приползешь и будешь делать то, что я тебе скажу.
Киви убежала домой. Слезы текли по щекам.
Она лежала в ванной с дурманом и рассматривала лезвие. Киви никак не могла понять, как она, такая умная и осторожная могла так напороться. Но даже несмотря на обиду и отчаянье, Киви помнила как сломалась ее мать, сколько мерзости и унижений терпела она ради удовлетворения черного змея. Да отец был умнее, по крайней мере со слов матери он сразу покончил с собой, но возможно это было ложью. Ложью во спасение его светлой памяти. Киви всегда знала, что в таком случае обязательно зарежется. Потом Киви подумала, что в их кольце почти не осталось людей, дети не рождаются, а даже если и происходит такое чудо, то большинство больные, да и если нет, матерям легче придушить младенца, чем делиться со взрослым. А ее мать не придушила... А сама она родила мертвого, но, если на чистоту, то испытала при этом большое облегчение. А вот от Рыжего бы родила. Точно родила бы. Киви схватилась за эту мысль, как за спасательный круг. А вдруг она беременна, но просто не знает об этом, вдруг у нее просто маленький срок. Сердце Киви затрепетало, и уже через несколько минут она была полностью уверенна в своем положении. Она положила руку на свой плоский живот и стала гладить.
Неизвестно, почему вдруг у такой разумной девушки появилась эта бредовая мысль, но она почему-то решила, что Рыжий то же станет нормальным. Совершенно нормальным, если узнает, что она беременна.
Ей подсказали, и она нашла Рыжего в одном из "синих клубов". Сама, добровольно, она никогда бы туда и нос не сунула, но ради Рыжего полезла. "Синие клубы" - это наредкость развратные заведения, куда на развлечение толпе привозили миленьких мальчиков и девочек с нижних кругов. Ограничений не было никаких. Только наркотики и секс. Она его нашла.
Киви тошнило, она повисла на разломанных перилах и стала блевать в реку. Подошел страж порядка и спросил все ли с ней в порядке, и Киви честно призналась, что в "синий клуб" она больше ни ногой. Офицер хмыкнул, пожевал крепкую сигару и ушел.
Киви отдышалась и села на асфальт. Ее лихорадило. Обшарпанные дома, потрескавшиеся дороги, не работающие светильники и это при том, что раз в месяц в центральное кольцо сгоняют с окраин на уборку. Она смотрела на убогий город, в котором жила и словно в первые, осознавая все его убожество. Видела дома две трети, которых пустовали всю ее жизнь, а над всем этим возвышалась черная башня.
Киви была слишком трезва для жизни в этом городишке, а возвращаться в дурман она не хотела. Был момент, когда в ее сознании мелькнуло желание найти маму, но она быстро погасила эту мысль - за центральным кольцом жизнь была адом: убогие наркоманы, убивающие ради дозы. К ним она не хотела. Говорили, что есть еще кольцо - за внешним и говорили, что там еще хуже.
Ее начало ломать. Она в полубреду лазила бесцельно по городским улицам пока не вышла к башне. Она подошла к двери прислонилась и уснула беспокойным сном.
Она сама не знала, что проснувшись, стала отчаянно ломиться в башню. Еще в находясь в своем бреду она нашла какой-то рычаг, и перед ней открылась дверь. Она обблевала порог и, шатаясь, пошла вглубь. Дверь за ней закрылась.
Печать 4. Ловушка для лягушки.
Сегодня с конвейера отпустили раньше, было величайшее событие: уполномоченный Клац объявил, что лягушки - лженаучные существа и по определению существовать не могут, по этому после работы все должны пойти ловить лягушек, чтобы потом торжественно бросать их в огонь. Для этого уже соорудили огромное кострище.
Все были рады отдыху от бесполезного труда, хотя Крот предпочел бы привинчивать и отвинчивать детали. Труд может и бесполезный, но он совершенно не задевал область мышления, поэтому, пока привинчиваешь одну и ту же гайку у множества тысяч аппаратов каждый день из года в год, то становишься способен не сдерживая фантазию путешествовать по другим мирам, представляя себя прекрасным и доблестным воином, сражающимся с любыми злодеями, дабы спасти возлюбленную, прекрасную блондинку с вьющимися волосами до пола. Ими жгучую брюнетку с прямыми волосами и яркими лентами в них. Или рыжую, но это не важно, сам Крот еще не определился, главное, чтобы она была прекрасной или хотя бы симпатичной. В общем, Крот был мечтателем. Он сутками строил воздушные замки и обитал в них, возвращаясь в жизнь лишь по необходимости. Потому-то всеобщая ловля лягушек была ему не в радость. Крот поросился остаться на доп.часы, но ему отказали.
Он поймал две лягушки и был выставлен к столбу позора и не допущен на Праздник Сжигания Лягушек, и отправлен на доп.часы на отработку. Нашли чем испугать! Крот уже штурмовал не преступные крепости, где его ожидала очередная пленная принцесса.
Им нельзя было проявлять фантазию, каждый, кто пытался рисовать, петь, лепить, плести и уж тем более изобретать жестоко карался. Если преступнику было больше пятнадцати, то наказание было только одно - смерть. Поэтому, все особенно радовались всяким мероприятиям вроде Праздника Сжигания Лягушек, это давало выход накопившимся эмоциям и постоянному страху. Крота считали мрачным и замкнутым одиночкой. Но это не имело особого значения, потому что обсуждение кого-либо тоже особо не приветствовалось. Крот уже спас принцессу, победил полчища врагов и получил отказ, у этой девушки оказался парень, и вообще она ждала его, но она благодарна Кроту и может подсказать, где хранятся несметные богатства древних чародеев, охраняемые неприступными заклятиями. И, конечно же, наш великий герой не устоял перед таким соблазном, решив озолотить всех предыдущих спасенных принцесс, которые ему не стали отказывать в любви и заботе. Крот уже прошел первые ловушки, проявляя чудеса смекалки и сообразительности, когда к нему в голову пришла мысль, что если конвейер движется, то его кто-то двигает. Любопытство каралось, так же как и все остальное инакомыслие, но оно как-то не хорошо зашуршало на задворках кротовского сознания. А если там сидят маленькие человечки, точнее они бегут, как белки в колесе и из-за этого конвейер движется. Или еще что. Богатая фантазия Крота предлагала все более и более удивительные варианты того, как движется конвейер. Крот уже не мог думать о сокровищах. Все его внимание было приковано к серой ленте с деталями. Его руки двигались отдельно и совершенно не мешали мыслительному процессу. Крот посмотрел на них, как бы со стороны, и понял, что сам является частью странной машины, которая-то же как-то движется. Кто сейчас движет его руками? Он остановил и поднял руки. И чуть не пропустил деталь. Крот легко вбился в верный ритм, но вопрос почему его руки делают то, что он хочет, не отпускал. Когда Крот сделал свою отработку, праздник был уже окончен. Но никто никак не мог уснуть. Всех переполняли эмоции. Крота тоже. Он промучился до рассвета, а потом не выдержал и сбежал на фабрику.
"Все равно, никто не знает, для чего мы работаем. Никто не знает, зачем это все идет в башню, - уговаривал себя Крот, - Да и все что делать надо, как вести себя, все диктуется из башни, Клац импульсы получает".
"Нет-нет, нельзя! - протестовал себе Крот, - Нельзя и думать обо всем этом. Вдруг узнают".
"Ага, узнают в башне и пошлют импульсы Клацу"
"Ага, а он нас - голову отдельно, ноги отдельно."
"И что с того?"
"Ты сумасшедший"
"Ладно, посмотрим на конвейер и уйдем"
"Ладно, посмотрим на конвейер и окажемся на работе первыми"
И Крот согласился сам с собой. Он аккуратно прошел мимо, что-то буйно обсуждающих товарищей. После праздников разрешалась подобное вольность.
Все, что они делали на конвейере, уходило в высокую черную башню. Люди туда не лезли, просто была механическая лента, на которую ставили изделия, и они уезжали во внутрь.
- Эй, есть там кто? - тихо спросил Крот. Конвейер включался автоматически, если включить свет в цехе. Вот Крот и не включил, он на ощупь полез во внутрь, сначала он робко пытался что-нибудь на щупать, а потом просто стал отламывать фанеру скрывавшую механизм. Он выдрал с корнем все до чего до тянулся. В какой-то момент он сознал, что уже все равно. Крот включил свет. Конвейер пару раз дернулся и снова заработал. Это очень раззадорило Крота. Он залез во внутрь и увидел механизмы. Это было удивительно, куче шестеренок и гаечек, и все шевелилось. Крот отключил свет и с головой зарылся в железки. Он выдирал все до чего мог дотянуться и получал от этого не с чем несравнимое удовольствие.
А потом он понял, что заигрался. Крот услышал шум. Громкий шум, словно к нему неслись тысячи ног и дикой скоростью.
Крот захлопнул дверь и крепко запер изнутри. В нее застучали.
- Крот! - заорал голос Клаца; - Крот! Открой! Мы знаем, что ты там!
Крот так присел. Он не ожидал, что все так быстро узнают. Он заметался, но прятаться было негде.
Только если в Черной башне есть место. Точно! Никто туда не сунется!
Крот ловко вскочил на ленту конвейера и побежал. Он буквально пролетел сквозь стену и лишь краем уха услышал, как его бывшие товарищи выбили дверь.
Печать 5. Мусорный ветер.
Папа Мими умер во сне. Нельзя сказать, что это было большой потерей для маленькой девочки, она все равно его почти не видела: он постоянно сидел в своей комнате в электронных очках и запрограммированных бирюшах. Мими не знала, что ее папа делал в мире, который создавали его очки, лично в своем Мими играла с говорящими куклами, но иногда ей хотелось чтобы папа сам ее обнял, не тот папа, который создавался программой, а настоящий. Мама раньше обнимала, и папа говорил, что она дочку балует. Тогда-то они еще разговаривали. А потом мама ушла из реальности и стала забывать есть. Она умерла от голода. Папа тоже. Обычно Мими тщательно следила, чтоб папа съедал пищевые таблетки, но сейчас она слишком заигралась с куклами и с "другими папой и мамой", вот и забыла. Сама-то она ела машинально: таблетка утром, стакан воды, таблетка днем, два стакана воды, полтаблетки вечером, стакан воды. Как упражнение. Но Мими не любила очки и ушные затычки. А теперь, когда папа умер, а она знала что такое "умер", еще по маме, когда приехали роботы, завязали маму в черный мешок и увезли. Они сказали, что ее мозг не посылал сигналов. С Мими такое тоже было, когда она долго очки не надевала, к ней приезжали и тоже пытались запихнуть в черный мешок, как мертвую. А теперь, когда папа умер, она знала, что приедут роботы и запихнут его в черный мешок. Мими испугалась и побежала на улицу. Людей было мало, а кто и был громко говорили сами с собой, что-то доказывая и утверждая.
Мими поймал на улице робот, он по отпечаткам проверил ее личность и объяснил ей, что дети до семи лет должны ходить по улице только в сопровождении, а до пяти вообще из дому выходить не должны. Мими отвели домой, там уже укладывали папу. Он был немного удивлен и слегка улыбался.
Для Мими был назначен робот-смотритель. Его дело заключалось регулярной выдаче таблеток и воды и проверке, чтоб Мими не проводила больше трех часов в сутки без очков. А Мими их очень боялась. Она плакала и звала маму. Тогда ее забрали.
Ее доставили в просторное кирпичное строение рядом с высокой черной башней. Там ее посадили на стул и крепко зафиксировали, надели на голову колпак с проводами.
Мама и папа очень ругались, они говорили, что Мими не благодарная маленькая дрянь, и что на самом деле это она их убила. Девочка сначала оправдывалась, а потом заплакала.
Так продолжалось долгое время. Ее ругали, кормили, а потом давали играть в куклы. Она клялась родителям вести себя хорошо, и через неделю ее выпустили.
Заплаканную привели в ее пустой дом и накормили двойной порцией пищевых таблеток. А потом одели очки.
Она сбежала пока робот отошел на подзарядку, точнее он находился в соседней комнате, но в полуотключенном состоянии. Мими бежала по улицам, прячась от роботов-уборщиков, роботов следящих за порядком, от роботов разнощиков таблеток. В каждом доме, в каждом дворе, на каждой улице были роботы. Мими плакала от страха, но зажимала рот руками, чтоб не услышали. Она бежала, плутала и вконец заблудилась. И когда она это поняла, то вдруг увидела, что домой-то тоже никто не отведет - вокруг было пусто, ни одного робота. Мими стало так страшно как никогда, но тут она увидела башню, ту самую, высокую черную башню, рядом с которой ее держали. Страх того места был побежден страхом одиночества, и она спотыкаясь побежала к башне. Когда же она добежала, то оказалось, что черная башня стоит на пустыре, а рядом вообще ничего нет. Обернувшись, Мими увидела, что сзади то же ничего нет. Вокруг было абсолютно пусто. И только черная башня возвышалась над пустырем. Мими подбежала к башне и за колотила крошечными кулачками в стену. Она плакала и кричала, а потом земля под ней провалилась и она кубарем покатилась вниз.
В темноту.
Печать 6. Бессонное око.
- У Тарка четверо пропало. Все дитятки малые! Ужас-ужас! Раньше хоть стариков брал, а щас совсем обязумел, младшему три месяца и то забрал. Мать плачет убивается. Кричит, чтоб ее взял.
- Да уж раньше все иначе было. Стариков брали. А на кой они нужны? Что от них толку-то? Пусть берет - не жалко, а детей-то.
- У нас-то бабу забрали, брюхатую за двух посчитали. Повезло-то как, злыдня была!
- У нас тоже хорошо: хромого забрали, да жену его и дитя, все ровно весь род прогнивший, что от них толку-то?
- Твоя правда, сосед. Вот бы старого забрали. Так надоел. Живет и живет. Дети исчезают, а он все живет. Пусть забирают.
- Ага, и невестку мою. Наглая девка такая.
Лом приоткрыл глаза. Он сидел в тени под виноградником, и его не было видно. Говоривший, чтоб деда забрали, был его родной племянник и говорил он о Ломе. Лому было тридцать шесть лет и был он глубоким стариком по меркам своего народа. У них исчезали люди, исчезали всегда, сколько себя Лом помнил. Говорили, что воровал дух из черной башни. Но достоверно никто не знал. Людей забирали раз в десять месяцев, каждого десятого. Точной даты не было, просто просыпаешься утро, а жены нет, или ребенка, или брата. Просто нет. Говорили, что раньше выбирали по возрасту, старших брали, а младших не трогали, а сейчас никакой закономерности. У Лома забрали всех. Жену, детей. Сначала забрали старшего сына, потом младшего, а это при том, что мать не отпускала его даже во сне. Потом она бредила, что он засветился и исчез, но за те десять месяцев она родила еще одного и его тоже забрали. Жена Лома сошла с ума, а в следующий раз забрали и ее. А Лом остался, он ждал своей очереди в следующий раз и в следующий, а он так и не пришел. Вот и остался только племянник со своей родней, которые считали, что Лом проклят, и даже духи его не хотят.
Поэтому Лом и жил на окраине, он боялся, что однажды его племянник убьет его. И это было не беспочвенным страхом. Старик всегда плохо спавший по ночам однажды видел, как племянник убил соседа с которым давно не ладил. И если б не дед, никто бы ничего не узнал. Но все равно ничто не вышло за пределы рода. И лишь потом всеобщими усилиями мертвец был надежнее спрятан. Племянничек возненавидел деда. И дед решил, что уйти будет проще и безопаснее.
Новый год начался с исчезновений, только собрали урожай и на утро уже каждый десятый пропал. Это очень задело говорящих, они убивались над съеденными на празднике припасами.
- Ужас. Мое сердце кровью обливается. Да если б я знал, да никому из этих зернышка не дал бы. Сколько поели! За день, за час бы забрали! Столько еды бы сохранили! - причитал сосед.
- Зато зиму не кормить, - успокоил его племянник. - Смотри как в этом году удачно. Считай малой кровью отделались.
- Твоя правда сосед. Говорят времена были, когда прям перед пахотой всех работящих забирали. Если так смотреть, то хорошо.
- Конечно, хорошо. Я вот завтра пойду к Башне, попрошу, что б в следующий раз за всех старика забрала. А то жизни от него нет.
- Так вроде и работает и ест мало, что ты вьелся на него. Он - человек в хозяйстве полезный.
- Так ведь брата твоего он сгубил. Не тебе его защищать!
- Ну этого никто не знает. А слухи бабы пустили. А бабы, как известно, дуры.
- В каждой сплетне есть своя правда. Я ей верю. Боюсь я его, кабы он и впрямь людей не ел.
- Чушь. Преподает-то, как всегда - по десятку.
- Вот у видишь, что это только сейчас так, а потом сорвется. Не просто же так он все живет и не мрет. Небось другим уподобится хочет, мол я тоже исчезать людей могу! - настаивал родич Лома.
- Брешешь, сосед. Брешешь, - усмехнулся собеседник.
Они еще поговорили и разошлись. Лом сидел и думал. Не понравились ему напутствия племянничка.
За усердную работу старика не обделили, все что полагалось, то и получил. В своем роду его побаивались, но уважали и старались услужить в лицо, хоть за глаза и зубоскалили. Котомка была полна, и дед присев на дорожку сказал сородичам, что стар и зимой от него проку мало. Что хочет он за горы пройтись, мир за пределами их котла повидать. Что хоть и высоки горы окружающие место их жизни, хоть и покрыты они вечным снегом, хочется ему все равно взобраться на них и увидеть, что же за ними прячется. Все очень удивились и даже отговаривать стали, но он обещал, что до пахоты вернется. Обязательно вернется, ведь негоже род свой бросить.
Провожали всем миром. Соседи пришли. Соседи западные, соседи восточные, соседи северные и соседи центральные. Все удачи желали и к весне ждали обратно. Старый Лом откланялся и пошел. Он давно хотел уйти, а сейчас просто взял - и ушел. Даже сам не ожидал, а ушел.
А теперь он шел домой. Потому, что сошел снег и появилась первая травка, потому, что надо пахать сеять. Первые полтора месяца он честно провел в поисках выхода во вне, но их деревня лежала в глубоком котловане, и по гладким скалам нельзя было выбраться, а сами скалы были так высоки, что даже птицы не могли вылететь. Лом облазил все, ни лазейки, ни трещинки. Идеально гладкая поверхность. Он обошел все границы их мирка и ничего не нашел. А когда пали сильные морозы, он буквально руками вырыл себе землянку. Собрал из речных камней себе печь. Иногда он охотился в лесу, но этим злоупотреблять не стоило - когда пространство мало, то и каждая зверушка на счету. Но все это не было важно, главное, что был он далеко от своего рода, от своего племянника. Зима такое дело, что ты почти девять месяцев сидишь в одном закутке со всем родом. И никуда не денешься. Это связывает. И даже если живешь на окраине, то тянет к своим. А ведь племянник уже строил всех против, потому-то и страшно. Придушат и никто не заметит.
Лом шел домой и думал, что он расскажет.
Сначала хотел рассказать правду, а потом передумал. Никто не знал, что там, вот он и решил, что стены, неприступные рукам, отступят перед его фантазией.
Встретили его как воскресшего из мертвых, даже племянник не смотрел привычным волком. У него за з
|
|
Категория: Новости |
Просмотров: 509 |
Добавил: forthedly
| Рейтинг: 0.0/0 |
|  |
 |  |  |
|
|
