|
|
 |  |  |
 | Главная » 2010 » Март » 19 » СТОЯ НА КРАЮ", ПРИКВЕЛ
22:18 СТОЯ НА КРАЮ", ПРИКВЕЛ |
Дважды в одну воронку снаряд не падает, — ввернул ИР старинный афоризм. – Начало тут. Как я уже говорил, развитие событий "Бездны" от августа-сентября 2283 года с другой точки зрения.
Если кто будет заябывать меня запятыми-опечатками и прочим - забаню. Текст сырой, он еще много раз пройдет обработку. Замечания по фактологии - с радостью.
------------------------->-------------------------
...— Пойдем, Байкал, — сказал я. – Ты ж у нас не фокстерьер, барсук не твоя дичь. Зайцев лучше погоняй...
Традиционно деревни строились на возвышенностях, Дюков Бор не исключение – остатки фундаментов и полуобвалившиеся деревянные стены десятка брошенных домов стоят на косогоре, с вершины которого открывается неплохой обзор. На западной стороне видны укрытые дымкой луга за перелеском, южнее – сосняк без подлеска, воображаю сколько там высыпало подосиновиков, не унесешь.
— Регистрирую остаточный фон, — проворчал ПМК. – Ничего опасного. Рекомендую сходить взглянуть.
— Где?
— Посмотри влево. Да, так...
Любопытное зрелище. С холма отлично видна ровная желтовато-серая полоса, прочертившая лес. По моим оценкам метров пятнадцать-двадцать шириной и больше километра длиной. Возьми я в сторону от Дюкова Бора, обязательно наткнулся бы на этот феномен.
— Может, не стоит туда лезть? – уныло сказал я. – Вдруг опять?..
— Дважды в одну воронку снаряд не падает, — ввернул ИР старинный афоризм. – Вероятность повторного импульса по тому же самому квадрату исчезающее мала. У меня тоже есть чувство самосохранения. Впрочем, если боишься, не буду настаивать.
— Да чего уж там... Снявши голову по волосам на плачут.
Приказав Байкалу «сидеть» на окраине не пострадавшего от импульса леса, я осторожно шагнул вперед. Над ботинком поднялось невесомое облачко пыли.
— Природный фон превышен в девятнадцать раз, — доложил ИР. – Если ты не собираешься оставаться здесь надолго, угрозы для здоровья никакой.
Выглядит «мертвый участок» скверно: с елей частично облетели иголки, оставшиеся стали грязно-желтыми. Мох и трава высохли, стебли распадаются в прах при малейшем прикосновении. Немногочисленные лиственные деревья абсолютно голые, словно зимой, некоторые ветви обломаны. Кора на березах потемневшая и потрескавшаяся. Отчетливо пахнет пеплом.
Нашлись два птичьих трупика, перья обожжены, глаза вытекли. Поодаль – мертвая белка – ни дать ни взять, как в микроволновке побывала. А ведь верно, эффект воздействия похож.
— Кошмар, — выдохнул я. – Можешь определить мощность удара?
— Нет. Для этого надо было находиться здесь в момент импульса, но сообщить о результатах замеров я бы уже не смог. По понятным причинам. Собственно, ничего особо загадочного: сверхконцентрированный поток заряженных частиц, примерно десять в сорок шестой степени эрг в секунду. С продолжительностью в несколько наносекунд. Достаточно, чтобы убить всё живое.
— Хорошо, пожар не начался...
— Такая возможность не исключена. Будь импульс чуть длительнее, лес вспыхнул бы синим пламенем. Насмотрелся? Давай возвращаться.
— Погоди, — я осторожно зашагал по своим же следам назад, к смиренно ожидавшему хозяина Байкалу. Попутно сообразил, что приносить в дом радиоактивную пыль нельзя, придется отмывать ботинки в речке. – Сколько таких импульсов ежедневно попадают по поверхности Земли?
— Всё зависит от скорости вращения аномалии и расстояния до планеты. Я этими сведениями не располагаю. Может быть сто. А может быть сто тысяч. По мере приближения объекта частота и плотность несомненно увеличатся, и вот тогда нам придется жарко в самом прямом смысле. Однако, советую не унывать – площадь поверхности Земли пятьсот десять миллионов квадратных километров, из них на океаны приходится около трехсот шестидесяти миллионов, да еще статистическая погрешность...
— Успокаиваешь?
— Именно. У нас большие шансы. Значительно выше, чем ты думаешь. Если, конечно, не произойдет самого неприятного – столкновения с аномалией, но и тут вероятность исчезающее мала: попробуй с Земли выстрелить обычной пулей по Марсу. Вряд ли попадешь, с учетом размера пули и расстояния до Марса. Полная аналогия, по меркам космоса объект очень невелик, вряд ли его траектория и орбита Земли совпадут. Выше нос, симбионт.
Надежды на улучшение погоды не оправдались – нанесло низких темно-серых облаков, зарядил проливной дождь. Это надолго, дня на два-три, лесную колею до трассы подтопит, не проедешь. Значит гостей ждать в ближайшее время не придется, а я покидать Трубецкую дачу не собираюсь.
Грязные и насквозь вымокшие вещи пришлось сразу отправить в стиральную машину хозблока. Переодевшись, я отправился на кухню – самое время начинать операцию «Каннибал».
ИР, реализуя заложенную программу общения, посетовал на ливень испортивший мне прогулку, осведомился, не желаю ли я пообедать.
— Перекачаешь к себе мою подборку фильмов? – я демонстративно выложил на стол ПМК. – Смотреть через портативный проектор неудобно, предпочитаю большой экран.
— Надеюсь, вы обладаете лицензионными копиями? – отозвались динамики. – Я не имею права использовать контрафакт...
— Еще какие лицензионные, — невинным тоном ответил я.
— Инфракрасный порт находится возле холодильника, справа. Я готов к подключению внешнего устройства.
Ну, устройство, не подведи.
Первые несколько секунд ровным счетом ничего не происходило, а затем... Затем вдруг прекратилась подача энергии. Полностью. Погас свет, вырубились автоповар с кондиционером, перестали мигать крошечные зеленые индикаторы на детекторах дыма под потолком.
Ой-ой-ой, только не это!
... — Так как насчет обеда? – в полутьме столовой послышался до боли знакомый голос. Зажглась лампа над столом. – Я был обязан полностью перезагрузить систему жизнеобеспечения и заново настроить все узлы...
— Предупреждать надо! Я чуть в штаны не наложил!
— Отвечавших за безопасность сотрудников «Экоросса» я бы увольнять не стал, — не обратив и малейшего внимания на мои вопли, продолжил ИР. – Фаг попался агрессивный, фактически дублирующий псевдоразум. Как только он уяснил, что происходит, попытался вывести из строя внутреннюю сеть комплекса... И где он теперь, спрашивается?
— Где? – глуповато поинтересовался я.
— Съеден. Равно как и его более мирный клон. Что в таких случаях положено говорить, а, симбионт?
— Спасибо.
— Пожалуйста. Хорошие новости: я покопался по закрытым базам данных, есть добыча. Во втором коттедже, там где комнаты администратора и обслуги, в оружейном шкафу две автоматические винтовки и пистолет-парализатор. Тебе пригодятся, это все-таки настоящее оружие, а не охотничьи дробовики. Еще: у меня появился доступ в губернскую сеть МВД. Не полностью, разумеется, там защита стоит серьезная, но общее впечатление о происходящем получить можно.
— И что делается?
— Бардак, — лаконично ответил ИР. – Власти начинают терять контроль над ситуацией, по крайней мере в данном регионе. В Москве не лучше, сам видел. Нас это пока не касается, мы слишком далеко. И близко одновременно. Полагаю, у тебя есть основания доверять моим прогностическим способностям?
— Не занудствуй!
— Кто занудствует? – я будто наяву увидел, как бесплотное существо, чье сознание обитало под корпусом ПМК в сталепластовой капсуле с нейронным «студнем» пожало виртуальными плечами. – Местные жители прекрасно знают о Трубецкой даче. Как полагаешь, ни у кого однажды не возникнет желания выпотрошить здешний склад с припасами? Когда совсем худо станет?
— Мы в состоянии защитить себя.
— Иллюзии. Отбиться от нескольких потенциальных грабителей с примитивным оснащением – сколько угодно. А если они пригонят сюда трактор, чтобы снести ограду? Я не утверждаю, будто это случится прямиком сегодня, завтра или через неделю. Но после окончательного разрушения всех государственных институтов, — это случится обязательно и в ближайшее время, — придется ждать визита мародеров. Плохо, что ты здесь один. Нужны компаньоны.
— Где я их возьму?
— Понятия не имею. Может быть сами придут? Не следует прогонять всех и каждого. Сначала – присмотреться. В настоящий момент, пока я занимаюсь автоповаром и приготовлением пищи для твоего несовершенного организма, можешь сходить в соседний дом и забрать оружие в кабинете администратора. Блокировка замков снята. Оглядись там, вдруг найдешь еще что-нибудь полезное – вскрой ящики письменного стола, к примеру.
— Уголовщина, — фыркнул я.
— Я никому не скажу. Но на всякий случай одень перчатки.
Вот как такое понимать? Утонченное издевательство или непредставимая для человека предусмотрительность ИР?
— ПМК оставь. Я наблюдаю за каждым твоим шагом через внутреннюю сеть комплекса. Система шпионажа за жильцами здесь была поставлена на самый высокий уровень – мало ли кто покусится на столовое серебро?..
— Серебро? – не понял я. – Ножи и вилки самые обычные, стальные!
— Это была метафора. Пойди, займись делом.
* * *
— Подъем, подъем, подъем! – верещал над ухом ИР. Для пущей убедительности дал сигнал корабельного ревуна. – Вставай!
Сон уходил очень тяжело. Полная дезориентация, первые мгновения я даже не мог понять, где нахожусь и чей голос слышу. Всё потому, что последовал «доброму совету» и принял на ночь жутковатую смесь транквилизаторов, антидепрессантов и еще какой-то гадости, якобы стимулирующей кровообращение в коре головного мозга. Часть препаратов я привез с собой из Москвы, другие отыскались в аптечке Трубецкой дачи: в комнатах персонала лежали профессиональная врачебная укладка для «скорой помощи» и несколько армейских медкпакетов. Предусмотрительно, всякое может случиться, а до города далеко.
Эффект применения рецепта от ИР (он безаппеляционно заявил, что в медицине разбирается и задавил авторитетом) был предсказуем: меня попросту выключило, будто ключик повернули. Даже не помню как добрался до постели. И вот, эдакое пробуждение.
— Что?.. – простонал я. – Сколько времени?
— Три двадцать две пополуночи, — рявкнул симбионт. – Поднимайся, что-то происходит! И что-то очень нехорошее! Посмотри в окно, жалюзи убраны!
Чертыхаясь сквозь зубы я добрел до широкого окна, отодвинул штору.
Темно, ненастная августовская ночь. По стеклопластику сползают крупные дождевые капли. Ограда усадьбы почти не различима. Зато в отдалении, над полосой леса мерцают желтовато-оранжевые сполохи. Пожар?
— Аномалия? – выдавил я. – Жуткий ливень, и все равно загорелось...
— У меня другая версия. Посмотри на монитор, это съемка наружных камер наблюдения. Картинка нечеткая, но представление о случившемся дает. Обрати внимание на звук. Я успел смонтировать полутораминутный ролик, много времени не займет.
Звук? А что звук? Шум дождя и ветра, экран кромешно черный. Ничего подозрительного.
— Девятая-одиннадцатые секунды, — ИР поставил запись на паузу. – Даю пятикратное замедление.
Интере-есно. Белесая вспышка в северной полусфере. Молния? Грозы нет, для полярного сияния чересчур ярко, да и не видно его за плотной облачной пеленой.
На аудиодорожке пока тишина, ни хлопка, ни раската грома.
— Смотри и слушай очень внимательно, — приказал искусственный разум.
Нарастающий гул, показавшийся странно знакомым. Благодаря замутненному химией сознанию, я не сразу сообразил, что именно слышу. На небе возникла полоска света, направление с северо-востока к юго-западу. Метеор?
Последние кадры: очередная вспышка, разделившаяся на несколько отдельных струй пламени. Окружающий пейзаж на несколько мгновений вырисовался с четкостью старинной черно-белой фотографии. Запаздывание звука: глухой удар через полторы секунды.
— Самолет, — подсказал очевидное ИР. – Или атмосферно-космический челнок. Упал километрах в пяти от нас. Первая версия представляется более реалистичной, проанализировав аудиопоток я пришел к выводу, что до момента катастрофы работали две воздушно-реактивные турбины, причем одна из них с заметной потерей мощности. Все челноки класса «планета-космос» стоящие на вооружении ВКК или флота союзников имеют не менее трех турбин и ракетные ускорители...
— Давай без академических лекций! – взмолился я. – Ты зачем поднял панику? Какое нам дело до этой аварии?
— Ничего нельзя утверждать со стопроцентной уверенностью. Времена сейчас не лучшие, но самолет наверняка могут начать искать. Что приведет к концу твоего уединения. Вероятность вторая: опять же из-за надвигающегося Конца Света власти ничего не станут предпринимать и ты... Мы сможем чем-нибудь поживиться. В случае, если самолет вез ценный груз.
— Конкретнее? – вздохнул я.
У симбионта очередная сверхценная идея. Скопидомство у него в крови – черта ли это характера, сиречь «индивидуальной модели поведения» данного конкретного ИР, или он действительно старается заботиться обо мне, — известно только ему самому. Но свое прозвище мой бестелесный помощник получил соответствующее: Шейлок.
Искусственные разумы обыкновенно предпочитают не носить имен собственных, предпочитая нейтральное «партнер», «симбионт» или «компаньон». Но когда я обозвал его именем старого ростовщика из «Венецианского купца» Шекспира, ИР не стал возражать – ему или все равно, или он считает ниже своего достоинства пререкаться с человеком. Да и пушкинское определения Шейлока к нему отчасти подходит: «Скуп, сметлив, мстителен, чадолюбив, остроумен». Чадом, понятное дело, оказался я – homo sapiens проигрывают умным (даже чрезмерно умным) машинам по всем параметрам, без пристально надзора со стороны «высшего существа» я наверняка не выживу...
Справедливости ради скажу, что идея немедленно эвакуироваться из Москвы на Трубецкую дачу принадлежала Шейлоку. Я, пребывая в паническом настроении и депрессии, до столь простого решения додуматься не сумел.
— Оружие, продовольствие, информационные носители, — перечислил ИР. – Скоро информация будут стоить куда дороже, чем ты предполагаешь. Утренние сумерки на этой широте в августе начинаются в четыре утра, восход солнца в четыре сорок пять. Собирайся.
— Но там же ничего не осталось! – в сердцах воскликнул я. – Одно пожарище после взрыва топливных баков!
— У меня этот счет другое мнение.
— Откуда ты знаешь?
— А ты проверь, — запредельно хамским тоном сказал Шейлок.
— Но... Мне придется взять ПМК с собой, кто будет смотреть за домом?
— Это шутка, надеюсь? Ты когда-нибудь слышал о разделении сознания у искусственного разума? Моя личность может находиться одновременно на нескольких физических носителях. Хватит терять время! Или ты, или никто.
Тут меня осенило: его не интересуют гипотетическая добыча или самолет, он лишь не желает моего бездействия, прекрасно зная, к чему способна привести человека физическая и психологическая апатия. Ибо вдоволь насмотрелся в последние недели.
Но как же не хочется вылезать под дождь, в холод и темноту...
— Байкал, ты мне сочувствуешь? – я посмотрел на замершую в ожидании собаку. Зверь почуял, что намечается приключение и прогулка, смотрит внимательно, заинтересованно и грустно одновременно. – Тоже нет? И кто ты после этого?
* * *
Еще полгода назад над местом катастрофы кружили бы всепогодные вертолеты спасателей с баз под Владимиром или Иваново – лететь всего ничего, а хорошо защищенные системы аварийного оповещения самолета теоретически должны уцелеть и непрерывно подавать сигнал на спутник о координатах места падения.
Призрачно-серые небеса пусты, нет шума винтов. Ночь откатывается на запад, можно выключить фонарик, без которого я рисковал по дороге навернуться в ямину между корней и переломать ноги. Мороз по коже от такой перспективы – никто не поможет...
Байкалу пришлось остаться дома, не хватало мне еще и за собакой следить. Из снаряжения – только ПМК, рюкзак с двумя медкакетами и пистолет в кобуре. Последний – самозарядник «Карл Вальтер Ваффенфабрик» Р-145 образца 2253 года, — я реквизировал в кабинете управляющего. Хорошая машина, как и все «Вальтеры» предельно простая в эксплуатации, надежная и удобная. Запас патронов радовал: четыре коробки.
ИР скупо информировал о собственных наблюдениях. Радио, импульсных, мазерных и прочих сигналов в ближайшем радиусе он не регистрировал, выходит передающее устройство международной системы «Search And Rescue Satellite-Aided Tracking», которое устанавливают на все летательные аппараты без исключения, не действует – мои надежды оказались тщетны. Тепловой источник – прямо по направлению движения, не собьешься. Над ельником поднимаются едва заметные полосы дыма, следовательно пожар доселе не прекратился.
— Двести метров, — оповестил ПМК. – Жаль, у тебя нет ИК-визора, а раздобыть негде.
— Ничего, скоро четыре утра, достаточно рассвело. На зрение я не жалуюсь. Постой... Кажется, здесь!
— Будь столь любезен, закрепи меня на правом погоне куртки так, чтобы фотосенсор оказался направлен точно вперед. Хочу наблюдать то же, что и ты, у меня больше возможностей для мгновенной обработки визуальной информации.
Тут не поспоришь, придется послушаться, тем более, что Шейлок «видит» сразу в нескольких диапазонах – от инфракрасного до рентгеновского.
— Чуть выше... Хорошо, так, — ворчал ИР. – Вывод первый: им могло повезти. Здесь молодой лес, с прогалинами, а не вековые стволы. Некоторые верхушки срезаны, летательный аппарат задел их в первую очередь. Давай дальше, только с осторожностью. Сейчас не торопись.
Посреди молодого березняка – тонкие деревца высотой от силы в полтора человеческих роста, — я наткнулся на четырехметровую борозду-шрам: деревца скошены, взрытый черный грунт, немногим правее валяется серебристый металлический обломок. ИР, поразмыслив, решил, что это часть предкрылка или интерцептора. Вторая ямина, покороче но и поглубже находилась в полудесятке шагов. В этом месте аппарат ударился о землю.
Две просеки, прорубленные рухнувшим самолетом, уводили дальше, к находившейся неподалеку луговине. Широкая и заваленная стволами интереса у Шейлока пока не вызвала, но другая – подлесок словно газонокосилкой вычищен, — привлекла внимание. Там наиболее сильный источник тепла. Посмотрим?
Посмотрим.
— Ошибся, — признал ИР, когда прошагав четверть километра я выбрался на выжженную проплешину. Большущее обугленное пятно, кое-где тлеет мох, у дальнего края сильно поврежденный темный предмет явно искусственного происхождения. – Это двигатель. При ударе сорвался с креплений и улетел в сторону от основного курса. Давай обратно, поищем остатки фюзеляжа.
Разброс обломков впечатлял – части консолей и обшивки валялись на большой площади, следы большого пожара: крылья с внутренними топливными баками отвалились, последовало несколько взрывов. Господи, спасибо за отвратную погоду и непрекращающийся дождь, иначе не миновать бы лесного пожара с самыми фатальными последствиями! Тушить-то некому.
Авиационным керосином воняет так, что хоть топор вешай.
— Это «Сухой» SSJ-730, — неожиданно сказал ИР. – Я сопоставил конфигурацию некоторых элементов конструкции и выстроил трехмерную модель. Никаких сомнений. Возможно, частный джет. Еще шестьдесят две серийные машины работают на региональных линиях, из них в России и Германии – тридцать девять. Двенадцать образцов в собственности государства. Данные по состоянию на первое января этого года.
Мнению Шейлока можно доверять: он никогда не озвучит непроверенную или недостоверную информацию. Значит, SSJ-730... Легкий двухдвигательный самолет на двадцать четыре пассажира, любимец богатеев, способных позволить себе дорогую игрушку с индивидуальной отделкой салона и дополнительными наворотами, часть парка маленьких авиакомпаний занимающихся воздушными перевозками в провинции вроде маршрутов Екатеринбург-Вятка или Харьков-Одесса. Девиз компании «Сухой» — простота и надежность, «семьсот тридцатый» не падал ни разу с начала производства в позапрошлом десятилетии.
Очень уж не вовремя он навернулся. И в совершенно неправильном месте!
— Остаточный фон, — произнес Шейлок знакомую фразу. – Энергетический спектр заряженных частиц соответствует нашим наблюдениям днем. Вот и отгадка – он попал под импульс.
— Прямо над нами? – вполголоса сказал я.
— Вряд ли. За несколько десятков, а то и сотен километров. Множество факторов: горизонтальная скорость до инцидента, скорость и угол снижения, высота, эшелон и так далее. Ты будешь забивать этим голову или предварительные расчеты оставишь мне?
— Не-не, давай сам.
— Скоро окончательно рассветет. Если вдруг наткнешься на бортовой самописец – цилиндр ярко-оранжевого цвета, — дай знать.
Чахлая березовая поросль осталась позади. Немаленький перелесок – луг в форме полумесяца, в самой широкой части не меньше семисот метров. Обзор хороший, тумана сегодня не жди – ненастье.
Вот он, SSJ-730. Фюзеляж распался на три сегмента – жутко изуродованная носовая часть, на треть погрузившаяся в рыхлый грунт, корма с относительно сохранившемся килем, развороченная средняя секция со следами копоти по борту перевернулась; видны изломанные шпангоуты и лохмотья внешней обшивки. Металл похож на истлевшие тряпки, с которыми возился игривый щенок – лоскутки, обрывки, обвисшие кабели внутренней проводки, вылетевшие стекла овальных иллюминаторов.
Зрелище самое печальное. Еще два часа назад это бы изящный остроносый самолет, белый с черной и золотой полосами вдоль корпуса и имперским орлом на киле.
Стоп.
Как бывший сотрудник «Аэростар» я эту окраску знал лучше, чем любую другую. ВКК. Космический Корпус.
Вот ничего себе!
— Где бортовой номер? – напомнил о себе ИР. – Найди. Немедленно. В правительственном реестре он должен быть зафиксирован.
Вот номер, над выбитым эвакуационным люком, причем он выскочил из креплений не по воле человека, а когда корпус разломился после того, как пропахал немногим меньше километра через подлесок. INH-016, общая русско-германская кодировка для военных бортов стран-союзников.
— Принадлежность – штаб ВКК, порт приписки – космодром «Плесецк», — мигом сообщил Шейлок. – Машина сошла с конвейра семь лет назад. Больше никаких подробностей в стандартной базе нет, но и этого достаточно. Будут искать. Но, скорее всего, не найдут.
— Я не...
— Знаю, что ты не понял. Объясняю: электромагнитная активность в ионосфере планеты сейчас превосходит все мыслимые пределы. На порядки. Большинство спутников связи, геостационарных станций ретрансляции и наблюдения, роботов-сателлитов и прочих объектов исходно не обладающих достаточной защитой выведены из строя. Правительство оглохло и ослепло. Передача данных возможна только по линии Планка, по защищенным кабелям и через некоторые голографические каналы с центрами вещания на Земле и мощным сигналом. Планета находится в огромном коконе радиопомех. Непрошибаемом ничем. Теперь всё ясно?
— Более чем, — мрачно сказал я.
— Тогда первым делом исследуй кабину. Я хочу там осмотреться. Что-нибудь обязательно уцелело.
Не уцелело ничего, увы. Кокпит разрушен полностью. Меня едва не вывернуло, когда я узрел останки командира корабля и второго пилота. Будто через мясорубку пропустили, узнать в этом месиве из плоти, ткани форменной одежды, металлических обломков и стеклянного крошева человеческие тела было практически невозможно. Запах соответствующий – от содержимого кишечника, до свежей крови, горелой проводки и озона.
Среднюю часть фюзеляжа изучили подробнее – она тоже серьезно пострадала, завалившись на правый борт и смяв верхнюю часть корпуса. Большая часть кресел оторвалась от пола пассажирской кабины и вылетели через разлом в хвостовой части. Всего три тела – с серьезными повреждениями, но в отличие от пилотов опознать можно. Полковник в черной с серебром форме ВКК, армейский майор в зеленом и один гражданский: этому обрезком металла снесло половину черепа. Очень много крови, черно-коричневой в мутном утреннем свете.
— Немного левее, — скомандовал ИР. – Видишь остатки откидного столика? С отделкой под дерево?
— Ну?
— Подними. Та-ак... Это кейс.
Верно. Расколовшийся пластиковый чемоданчик с непонятной маркировкой «ЗЧК-04-06» крупным, хорошо различимым шрифтом. Внутри несколько контейнеров с ампулами желтоватого стекла, почти все разбиты.
Взял одну, повертел в пальцах. Пять кубиков прозрачной жидкости, вместо этикетки – напыление крошечными белыми буковками «А-000. «Аттила-плюс». Индивидуальный номер изделия 0362».
— Ого, — сказал я взяв вторую ампулу. – Смотри-ка, на каждой собственная маркировка. У этой – ноль-три-шесть-четыре.... А вот эта заканчивается на пятерку.
— Одну положи в карман, остальные положи на место. Обыщи тела, вдруг найдутся ПМК.
— Ты спятил? – возмутился я. – Мало того, что это мародерство, так если и впрямь самолет найдут власти – я не жилец! По законам военного времени!
— Не мародерство, а спасение секретных инфоносителей. Ты же не по бумажникам шарить собираешься? – ответил Шейлок. – Появятся спасатели, так им и скажешь.
— Нет!
— Как знаешь. Не расслабляйся, я кажется обнаружил «черный ящик». Иди точно по сигналу, зуммер даст знать...
Включилась «пищалка» на ПМК – чем ближе к искомому объекту, тем громче.
Пришлось разгребать землю руками: самописец отшвырнуло от корпуса метров на двадцать, он зарылся в мягкий чернозем, образовав небольшую воронку. Никаких сомнений, это бортовой самописец: яркая окраска, традиционная форма в виде уплощенного цилиндра, маркировка МАК и ВКК.
— Как ты его нашел?
— Независимый энергетический блок на тяжелых изотопах. Фонит.
Как всегда, как всегда – предельно просто.
— Положи рядом ПМК, — хозяйски распоряжался Шейлок. – После чего можешь несколько минут заниматься своими делами. Считывание и анализ информации займут определенное время.
— Это же незаконно! – попытался возразить я.
— Закон здесь – тайга. А прокурор медведь. Я готов принять твои морально-этические принципы, запрещающие обыскивать мертвые тела, но информационное поле – оставь мне. Это моя еда, если тебе так понятнее.
— Скотина, — я сплюнул. – Уговорил. На, жри.
Коробочка ПМК устроилась рядом с контейнером самописца, в корпусе открылся подсвеченный синим миниатюрный слот из которого выползли почти незаметные человеческому глазу гибкие нити сверхпроводящих волокон – один из последних шедевров нанобиотехнологии, принцип действия которого засекречен почище, чем... Чем то, что происходит сейчас с Землей.
Волоски опутали «черный ящик» изыскивая малейшую трещинку, самое ничтожное отверстие, образовали узелки над разъемом к которому недавно крепились ленты инфолиний самолета, ПМК затих. Значит, и впрямь занят.
Становится совсем светло, дождь из проливного стал моросящим. Можно осмотреть место происшествия не спеша. К кабине я приближаться зарекся – уж больно противно! – поглядим, что разбросано поодаль от крупных частей корпуса.
Кожаная папка с бумагами. Трогать не стану, пускай спасатели заберут. Стандартная упаковка тонкой фольги с рационом и этикеткой «кура с рисом». Еще одна такая же – они что, в момент катастрофы ужинать собирались? Чемоданчик с личными вещами, разбросанными по примятой дождем траве – тельняшка без рукавов с черными полосками ВКК, спортивный костюм, форменная рубашка, две книги – надо же, «Обломов» Гончарова... Пожалуй, заберу: на Трубецкой даче библиотеки нет вообще.
Что еще? Всякие странности, как и при любой более или менее крупной аварии. Откуда здесь новехонький хромовый сапог, валяющийся в полном одиночестве? А вот выдранный «с мясом» блок из системы управления самолетом, полусферический монитор размером с ладонь смотрит на меня сероватым слепым глазом. Целое треугольное стекло кабины, с левого борта. Белый флакончик, наверняка с лекарством – поднял, посмотрел: витамины для детей. Откуда?
Ах ты Господи ты Боже мой... Вот откуда!
Хвостовую часть самолета мы с Шейлоком вовсе не исследовали. Корму отбросило далеко в сторону, она считай уцелела полностью – последний ряд кресел, туалетная комната, из шкафчика вывалились синие кислородные баллоны, маски и спасательные жилеты, тут же находилась кухонька – авиационный вариант автоповара для разогрева рационов и кипячения воды.
Последний пассажир чартера ВКК был пристегнут к креслу с бежевой обивкой по правому борту, возле иллюминатора.
Ребенок. Мальчишка лет двенадцати самое большее. Одет в темный комбинезон, напоминающий кроем форму Корпуса. Наверное, сын одного из военных.
И он дышит. Глубоко, с хрипом, постанывая на выдохе.
Я не помню, как примчался к ямке, возле которой обменивались священной для ИР информацией Шейлок и бортовой самописец.
— Сука!
— Не понял?
— Ты включал биосканер?
— Зачем? Никто не выжил априори.
— Выжил! Там... Там есть один!
— Прекрати орать, — деловито сказал ПМК. – Подбирай меня, идем смотреть. Вынь из рюкзака медпакет, разомни в руках, я подключусь к устройству как диагност. Ты точно уверен?..
— Я тебя сейчас убью!
— Сначала сломай корпус. Ты будешь вопить будто последняя истеричка или дело делать? Где? Кормовая часть? Бегом!..
|
|
Категория: Новости |
Просмотров: 646 |
Добавил: forthedly
| Рейтинг: 0.0/0 |
|  |
 |  |  |
|
|
